«Захват Московии» - третий роман Михаила Гиголашвили, широко известного прозаика, двадцать лет назад эмигрировавшего из уже независимой и, увы, агонизирующей Грузии, имевшей в тогдашней разбойничьей вольнице все признаки «несостоявшегося государства», в благополучную по определению и бюрократическую по самой своей сути, при любой власти одержимую любовью к порядку Германию.
По образованию Гиголашвили филолог, специалист по творчеству Достоевского, в более благополучные времена закончивший в нашем городе аспирантуру в Пушкинском доме. Пишет он по-русски – и пишет прекрасно; особенно удаются ему монологи и диалоги персонажей – у него изумительный слух (и память) как на индивидуальные речевые особенности, так и на непроизвольный комизм, возникающий в результате столкновения и смешения стилей и жанров, языков и диалектов и, далеко не в последнюю очередь, лжи и правды.
С наибольшей силой достоинства авторской манеры проявились в дебютном романе «Толмач», вошедшем впоследствии в один из шорт-листов «Нацбеста». Впрочем, здесь я могу быть пристрастен, потому что сам издал этот роман (и придумал ему название) в «Лимбус Прессе». Герой романа, подобно самому писателю, регулярно подрабатывает переводчиком-синхронистом в современных немецких лагерях для нелегальных и полулегальных иммигрантов, каждый из которых, норовя избежать высылки из благополучной страны, для чего ему необходимо приобрести статус политического беженца, врет с три короба о притеснениях, гонениях и пытках, которым его, якобы, подвергали на родине.
С романом «Толмач» для меня связана примечательная история, наилучшим образом характеризующая Михаила Гиголашвили уже как человека. Через пару лет после «Толмача» в шорт-лист «Нацбеста» вышел (и впоследствии завоевал эту премию) роман «нового швейцарца» Михаила Шишкина «Венерин волос», главный герой которого точно так же – и тоже подобно самому писателю - работает синхронистом в лагере для нелегальных иммигрантов, только не в немецком лагере, а в швейцарском. Разумеется, речь шла не о плагиате, а о простом совпадении (обусловленном сходством жизненных ситуаций, в которые попали оба писателя), но я как «комиссар премии» счел себя обязанным позвонить Михаилу в Германию и спросить, что он, собственно, сам думает по этому поводу, - и Гиголашвили ни секунды не колеблясь заявил, что у него нет ни малейших претензий к будущему лауреату «Нацбеста».
Правда, и «Толмача» несколько портили обширные публицистические отступления (в форме писем «московскому другу») с банально-либералистическими рассуждениями на злобу российского политического дня. Но, во-первых, я, преодолев отчаянное авторское сопротивление, сильно подсократил их, а во-вторых, «сочное мясо» разговоров из лагеря для нелегальных иммигрантов с лихвой перевешивало этот ставший сравнительно небольшим после редактуры изъян. Впрочем, люди, читавшие «Толмача» и публично восторгавшиеся им, чаще всего признавались в том, что публицистические отступления они просто-напросто пропускали.
Слава (хотя какая нынче у писателя слава?) пришла к Гиголашвили со вторым романом «Чертово колесо» - о «бандитском Тбилиси» 1980-х. О бандитско-милицейском-валютном-наркоманском-проститутском, если точнее. Один из главных критиков нынешнего режима (и сам в прошлом далеко не последний человек в Кремле) Андрей Илларионов любит порассуждать о борьбе во власти питерских экономистов с питерскими же силовиками. О борьбе и о внутреннем единстве. На самом деле, и борьбе этой, и единству где-то полвека – причем не только в Питере, но и по всей стране, - ну, а в Грузии с ее ворами в законе, с ее цеховиками, с ее повсеместным взяточничеством и кумовством всё это проявлялось еще рельефнее.
Строго говоря, единство и борьба экономистов с силовиками выросла из когдатошнего единства и борьбы фарцовщиков и валютчиков с крышевавшими их (хотя время от времени и сажавшими, а то и расстреливавшими) «ментами» и «гэбухой». Все или почти все олигархи 1990-х вышли из фарцовщиков, все или почти все олигархи 2000-х – из «ментуры». В «Чертовом колесе» - скандально обойденном всеми литературными премиями - всё это показано крайне выпукло. Что ж, прототип главного героя из числа первых выжил и эмигрировал в Германию, а его антагонист из числа «плохих лейтенантов» перебрался в Москву, стал полковником – и уже в этом качестве появился на страницах третьего романа Гиголашвили.
Фабула «Захвата Московии» такова: немецкий студент-славист приезжает в Россию (сначала в Питер, потом в Москву), всему удивляется и ужасается – и вдруг случайно попадает в лапы зловещего полковника родом из Тбилиси и проходит все круги современного ада… Параллельно рассказывается история его предка, приехавшего «захватить Москву» четыреста лет назад – и тоже много чему изумившегося. Уж такова она, Россия-матушка, - ты к ней с грязными намерениями, - а она тебя на вилы! Ты к ней с чистыми намерениями – а она тебя все равно на вилы. Поэтому писать надо про Россию и на русском, а жить в Германии.
Что, неужели всё так просто и плоско? Да, к величайшему сожалению, именно так просто и, главное, так плоско. Досадная неудача замечательного писателя – но неудача, тут уж никуда не денешься, сокрушительная.
Представление о современном российском аде и о его кругах писатель черпает из проверенных источников: «Эхо Москвы», «Новая газета», «Нью-Таймс», «Грани», «Еж» и т.д., и т.п. Особенно позабавил (увы, в нехорошем смысле) эпизод, в котором случайный попутчик зачитывает вслух немецкому Симплициссимусу (Гиголашвили, несомненно, ориентируется на знаменитый роман Гриммельсгаузена) очередной фельетон Андрея Пионтковского (изгнанного за феноменальную языковую распущенность даже с «Граней» и нашедшего последнее, надо надеяться, пристанище на сайте «Каспаров.ру») – и называет этого горе-профессора «нашим камикадзе». Ну, и вовсю клеймят «кровавый режим» столичные таксисты – главные, по-видимому, эксперты по внутренней и внешней политике, - а уж какие деньги ломят они с иностранца – в Германии можно было бы запросто купить подержанный «мерседес».
Понятная и в общем-то простительная для «бывшего нашего человека» двойная мысль о том, что он 1) правильно сделал, что сделал ноги отсюда; 2) правильно делает, что ни в коем случае не хочет сюда возвращаться, - будучи положена в основу романа, не может вызвать ничего, кроме несколько презрительной скуки. Удивительно, хотя и закономерно, что в романе «Захват Московии» писателю отказывает и его обычно блистательное языковое чутье: все здешние каламбуры не смешны, все стилистические ухищрения кажутся буквально высосанными из пальца... Провал, тотальный провал антитоталитарного и антироссийского романа.
За который, впрочем, - и за роман, и за провал – по-прежнему нежно мною любимого во всей его политической ограниченности и нынешнем (будем надеяться, преходящем) литературном ничтожестве прозаика Михаила Гиголашвили наверняка наконец-то наградят – пресловутой «Такирусской премией». А может, чем черт не шутит, и «Такирусским Букером». А то и попросту «Большой книгой».
Виктор Топоров, специально для «Фонтанки.ру»