Проблему (или дилемму) – храм в музее или музей в храме, – резко обострившуюся в связи с намерениями государства передать церкви Исаакиевский собор, «Город 812» обсудил с Левоном НЕРСЕСЯНОМ, специалистом по древнерусскому искусству, сотрудником Третьяковской галереи. Он получил всероссийскую известность 10 лет назад, когда выступил против трехдневных «гастролей» нетранспортабельной иконы «Троица» Андрея Рублева в Троице-Сергиеву лавру.
– Передача Исаакиевского собора – сенсация?
– Ни в коем случае. Это совершенно закономерная история, прямое следствие принятого в 2010 году под страшным давлением церкви закона о передаче церкви имущества религиозного назначения.
Музейное сообщество тогда пыталось внести в текст закона список музейных объектов, обладающих иммунитетом от «реституционных» претензий. Безуспешно.
Теперь передано может быть все что угодно: Петропавловский собор, храмы Московского Кремля. Под угрозой находятся все музеи-заповедники в древних городах: Ростов Великий, Великий Новгород, Вологда, Великий Устюг… Все зависит от того, поступит просьба или не поступит.
– Поступление просьбы зависит от кого?
– Я не вхож во властные кабинеты, тем более в их задние потайные комнаты, где подобные вопросы, надо полагать, обсуждаются. Но мне хочется верить, что есть разумные архиереи, которые понимают, что лучше проводить службы в музее, а не требовать его закрытия.
Кроме того, напомню, что первые музеи были созданы по инициативе церкви: это было в Ватикане в XVI веке. В России епархиальные древлехранилища с музейным режимом появились на рубеже XIX–XX веков.
– По тому же закону 2010 года выселяемые музеи должны получить эквивалентные помещения?
– Логика закона такова: музейные здания – это хранилища экспонатов, входящих в Музейный фонд РФ. Перевозим музей, то есть экспонаты, отдаем здание церкви. Но экспонатами могут быть, например, и стенные росписи, которые невозможно вывезти, а оценить, понять, рассмотреть их можно только в условиях музейного показа.
В Ярославле выселяют музей из Спасо-Преображенского монастыря, там останутся уникальные фрески монастырского собора середины XVI века. У меня нет уверенности, что церковь сочтет задачу их сохранения важной. Нет у нее суммы профессиональных знаний, что можно и нужно делать для сохранения фресок.
– Как быть?
– Я вполне религиозный (хотя и не православный) человек. В моем представлении в храме должны совершаться молитвы. Но при этом каждый должен заниматься своим делом. Церковные люди знают, как молиться по уставу. Музейные климатологи – как по уставу поддерживать условия для сохранения икон и фресок. Такое равновесие интересов и ответственности существует в Исаакиевском соборе. Не понимаю, зачем уничтожать это равновесие, а за ним и сам музей. Вне стен собора он не может существовать. Точно так же, как и любой музей с фресками.
– Государство ликвидирует музеи, чтобы сэкономить бюджетные средства?
– Боюсь, дело хуже. Пространство культуры стремительно скукоживается, и это власти не сильно беспокоит.
– Много разговоров о том, что будет с церковными предметами, входящими в Музейный фонд РФ.
– Приведу примеры. Еще до принятия закона 2010 года при передаче церкви Ипатьевского монастыря в Костроме музей просто выгнали, а монахи оставили себе те вещи из Музейного фонда, которые сочли принадлежавшими прежде монастырю.
Два других примера – московские. В Новодевичьем монастыре иконы, входящие в Музейный фонд, переданы церкви на временное хранение. Возможный вариант, и, насколько я знаю, они даже пытаются сейчас принимать какие-то меры, чтобы их не испортить, но учтите, что в данном случае речь идет о столичном памятнике, включенном в число объектов ЮНЕСКО, который у всех на виду. Другой пример – храм Троицы в Никитниках. Там вынули музейные иконы из иконостаса и собираются их заменить на копии. В результате будет разрушен редчайший ансамбль архитектуры и живописи, а по-прежнему принадлежащие музею иконы будут похоронены в запасниках, поскольку их негде выставлять.
Более близкий Петербургу пример вовсе вопиющий. Торопецкая икона XIV века была изъята у Русского музея и передана на постоянное хранение в Реставрационный центр им. Грабаря. Но туда можно передавать музейные предметы только на временное хранение на период реставрации. По факту, как мы знаем, Торопецкая икона находится в храме в частном элитном поселке под Москвой.
– Как вы думаете, каким мог бы стать итог референдума о передаче церкви Исаакиевского собора?
– Совсем не таким, как думают многие петербуржцы. Представьте себе жителя промышленного города, возникшего в советские времена. Из музеев там есть только краеведческий с отделом изобразительного искусства, где выставлены скромные картины местных художников. Этот житель не знает тонкостей музейного хранения древних икон. Для него храм ассоциируется с церковной службой, музей – с культпоходами и экскурсиями. А мы не сможем прийти к каждому и объяснить суть дела.
Впрочем, российский обыватель, который в массе своей не ходит в церковь, будет сохранять к ней лояльность до определенного предела.
– Какого именно?
– Я не социолог, чтобы выдать точный ответ. Но если вопросы «А не слишком ли жирно?», «Почему все им?», даже не высказанные публично, овладеют массами, то лояльность к церкви исчезнет.
Вадим Шувалов