Не сомневаюсь, что петербургское архитектурное сообщество восприняло происшедшее как жгучую обиду, возможно, нанесенную им умышленно: с одной стороны, они всегда болезненно воспринимают чужаков (а Максим Атаянц, хотя и учился в петербургской Академии художеств, но здесь ничего не строил, работал где-то в Подмосковье), с другой стороны, такой откровенный ретроспективизм, такое откровенное использование чужого у нас (т.е. у них, у господ архитекторов) принято презирать. Они всегда боятся, что при такой стилевой мимикрии их гениальность никто не увидит. И еще подумают, не дай Бог, что Росси, Кваренги или Ринальди проектировали лучше Явейна, Герасимова или Орешкина.
Когда в журнале «Город 812» были опубликованы мнения о четырех проектах, выяснилось, что за Атаянца высказались Григорий Ревзин и я. Мне кажется, что я понимаю логику жюри, сделавшее тот же выбор при соотношении голосов 11:10. В наиболее общей постановке проблема выглядит как «город и ценности». Более конкретно проект Атаянца в наименьшей степени несет то, что воспринимается как «чужой город».
Проблема уже достаточно остро осознана: Петербург меняется неуклонно, новые здания, игнорирующие контекст, мансарды на классике, гигантские «стекляшки» всяких «Пиков», архитектурный эксгибиционизм типа «Монблана» и «унитаза», какой-нибудь бездарный «Смольный парк» Ю.Земцова, закрывший вид на Смольный собор, – все это не просто раздражает по отдельности, но складывается в картину изуродования исторического Петербурга чужим типом урбанизации, чужим стилистически и технологически. Город становится незнакомым, его местами просто не узнать, что воспринимается как порча, насилие, оккупация, потому что в Петербурге визуальное давление старого стиля и его культурный, эстетический авторитет исключительно сильны. А все эти новые здания еще и «говорят», репрезентируя новую власть новых хозяев. Культурное супер-эго у этой породы людей, если и есть, то очень слабое. О какой, скажем, культуре можно говорить, глядя на современный вид гостиницы «Москва», уродство которой может войти в учебники антиархитектуры.
И вот Атаянц в своем проекте зримо и конкретно минимизировал эту «чуждость», предложив то, в чем нет «Атаянца как такового» (да и слава Богу!), но что внешне хорошо знакомо петербуржцам с детства, что составляет родной пейзаж. Колонны, портики, скульптуры на фасаде – пусть будет этот привычный, обычный, милый язык классики, пусть будут эти с детства знакомые «кубики», играя которыми некогда собрали великий по своей архитектуре город.
А кроме того предложенные Атаянцем здания интересно рассматривать, у фасадов есть детали, здания разнообразны по стилю, высоте, рисунку фасадов, т.е. здесь есть то разнообразие, к которому в Петербурге привыкли и которое исчезает, если весь фасад прикрыть стеклом на алюминиевом каркасе. Фасад Росси – будь то Сенат и Синод или Александринский театр, фасады Растрелли и Сюзора – это картины, в которые можно вглядываться и их читать.
Другие проекты, представленные на конкурс, в этом смысле Атаянцу проигрывали очевидным образом.
Я, конечно, не думаю, что за победой проекта мастерской Атаянца стоит некий коренной поворот, и порча зданий и панорам остановится.
Михаил Золотоносов