Через месяц-другой Смольный собирается широко обсудить с горожанами узкую проблему: как быть с дворами в историческом центре. Надо ли их превращать в публичное пространство или позволить жителям там запереться и никого не пускать. Обычно на любой городской вопрос есть две точки зрения: власти и общества. В данном случае все не так: власти более-менее все равно, а неравнодушные граждане, включая специалистов, придерживаются противоположных взглядов.
Петербургские дворы – это почти такой же бренд, как Петербург Достоевского. И тот и другой от всех остальных наших брендов типа Белых ночей, Эрмитажа, Невского проспекта и пр. отличается явной, с точки зрения властей, неблагонадежностью. Если Эрмитажем можно смело гордиться, даже его не посещая, то что делать с достоевщиной, суть которой – облупившиеся дома, грязные черные лестницы, нищие квартиры и маргинализированные персонажи?
С дворами еще хуже: их прелесть в тесных подворотнях и каменных мешках без единой травинки, противоречащих всем нормам инсоляции и санитарии. Любая ответственная власть должна с такими брендами бороться, а наша не борется: то ли руки не доходят, то ли гений места незримо по этим рукам бьет.
Пока что речь идет о следующем. На встрече с инициативной группой жителей реконструируемых кварталов в историческом центре «Защита исторического центра» глава Комитета по экономической политике Анатолий Котов, который курирует программу реконструкции, поднял вопрос дворов. В довольно абстрактной, как говорят участники этой встречи, форме – напомнил про проект Никиты Явейна, который предлагает сделать в части дворов открытые городские пространства. Проект этот, впрочем, никакого официального статуса не имеет. Жители высказались в том смысле, что пусть Явейн в своем дворе такое делает. «Мы считаем, что создавать общественные пространства без точек общественного притяжения бессмысленно», – дипломатично сформулировал «Городу 812» позицию жителей один из лидеров инициативной группы Владимир Котегов. В качестве примеров точек общественного притяжения он назвал Эрмитаж, Русский музей и Диснейленд. Котов, по его словам, ни на чем не настаивал и предложил вынести вопрос на широкое обсуждение. Никакой конкретики – надо ли требовать от жителей, чтобы они открыли проходы в перекрытые ими дворы вообще или только в дневное время, – сказано не было.
Сейчас закрыть двор на законных основания можно только в том случае, если он находится в собственности жильцов. Однако в подавляющем большинстве случаев земельный участок с домом либо вообще не приватизирован, либо приватизирован по обрезу фундамента. Дворы, таким образом, закрыты незаконно. Что, впрочем, устраивает и жильцов, и власти.
Во времена Валентины Матвиенко Смольный по не вполне ясным причинам принципиально отказывался приватизировать дворы. Градозащитники считали, что чиновники не хотят лишать себя возможности что-нибудь в этих дворах построить. И настаивали на необходимости передачи дворов в собственность, так как дом и его земельный участок должны быть единым организмом. Аргумент несколько абстрактный, но выглядящий логично, к тому же соответствующий исторической традиции.
Сейчас, по информации «Города 812», в Смольном готовится некий документ (постановление или законопроект), предписывающий передавать дворы в собственность. Более того – он даже предусматривает перемежевание тех участков, где земля дана по обрезу фундамента. Правда, мотивы у чиновников не градозащитные, а вполне прагматичные: после передачи двора в собственность деньги на его уборку можно требовать с жильцов.
Таким образом, скоро огораживание дворов станет вполне законным.
Антон Мухин
Комментарии
Павел Никонов, архитектор, член президиума ВООПИК:
– Полностью запретить закрывать дворы нельзя. Надо провести тщательное обследование и выявить те проходные дворы, через которые идут важные пешеходные маршруты. На них до межевания должны быть наложены сервитуты, обеспечивающие свободный доступ. Например, раньше был очень важный проход между 7 и 8 линиями Васильевского острова, там, где стоял кинотеатр «Балтика». Потом вместо него построили элитный дом, проход перекрыли, людям приходится обходить весь этот огромный квартал.
В остальных случаях у собственников должна быть возможность закрывать свои дворы, по крайней мере, в определенное время суток. Примеры открытых проходных дворов есть в других городах – в Праге, Хельсинки, Стокгольме. Или, может быть, это не проходные дворы, а цепочка дворов, заканчивающихся тупиком. Но в Европе такой двор появляется по воле собственника земельного участка, который хочет привлечь людей к коммерческой недвижимости, расположенной в его дворах. Поскольку там у участка собственник один, это происходит бесконфликтно. У нас собственников много, и у каждого свои интересы.
Михаил Мильчик, зампред Совета по сохранению культурного наследия:
– Большинство дворов должны быть открыты, по крайней мере, в дневное время. Это вопрос и удобства пешеходов, и сохранения исторических традиций. Дворы – неотъемлемая часть петербургской культуры. Они должны быть сохранены со всеми своими элементами – тумбами по углам подворотен, каретными сараями, кое-где еще встречающимися в окнах коробами-холодильниками XIX века. Это то, что усиливает атмосферу Петербурга и погружает в жизнь города. Какой Петербург Достоевского без дворов?
Алексей Ковалев, депутат ЗакСа:
– Необходимо отдать людям земельные участки в соответствии с их историческими границами. Проходы могут быть открыты только в исключительных случаях – как дворы Капеллы, – все остальное должно быть собственностью жильцов, и пусть они сами устанавливают правила, кто и как может проходить во двор. Как раньше, когда был дворник, открывавший и закрывавший ворота. До революции такого количества проходных дворов не было, они появились, когда развалилась система собственности. Романтика проходных дворов – для тех, кто через них ходит. А те, кто в них живут, никакой романтики не видят. Возможно, имеет смысл открывать доступ в дневное время: зашли, посмотрели, ушли. Но не право прохода, тем более проезда.
Дмитрий Литвинов, участник движения «Живой город»:
– Закрывать дворы в центре города, оставляя в качестве общедоступного пространства только улично-дорожную сеть, – это шаг к будущей деградации исторического Петербурга. Подавляющее большинство горожан перестанут видеть ценность во внутриквартальной застройке – в том, что составляет основную ткань центра города, – и привыкнут, что центр – это только фасады. Если сейчас идеи радикальной реконструкции центральных кварталов со сносом всего внутри вызывают протесты горожан, то когда они станут воспринимать центр как уличные фасады, всю внутриквартальную застройку, как мечтают некоторые чиновники, можно будет уничтожить. Поэтому сохранение общедоступности дворов – в интересах самих жителей центра.
К тому же, практически все благоустройство дворов, детские и спортивные площадки – все делается за счет города. Есть редчайшие случаи, когда жители скидываются, чтобы починить асфальт. Максимум, на что их хватает, – это поставить решетку. А ссылки на криминогенную обстановку есть во всех районах города. Если и в новых кварталах все перегородят решетками – в городе будет просто некомфортно жить.
История петербургских дворов
Петербургские дворы – это великий городской миф. Начать с того, что даже на природу появления проходных дворов, непременного атрибута старого Петербурга, у специалистов разные точки зрения. Заместитель председателя Совета по сохранению культурного наследия Михаил Мильчик рассказал «Городу 812», что большинство проходных дворов проектировались таковыми изначально. Вместе с тем, другой эксперт, директор бюро межевания городских территорий «Петербургского НИПИграда» Павел Никонов, говорит, что до революции никаких проходных дворов, за редким исключением типа Толстовского дома, не было. Сквозные проходы через дворы, по его словам, могли быть только в том случае, если одно домовладение занимало участок через весь квартал и выходило на обе улицы. В обычных же случаях задние дворы соединялись с улицей чередой подворотен, но в конце концов заканчивались либо глухим флигелем, либо флигелем с подворотней, которая вела на задний двор, огороженный стеной. Уже после войны эти стены были сломаны – так и появились сквозные проходы с одной улицы на другую. Либо в процессе ремонта кварталов сносилась часть внутридворовых построек, что тоже открывало свободные проходы. Впрочем, рассказал Павел Никонов, делала это советская власть неумышленно и специальной задачи создания проходных дворов у нее не было.
Аура петербургских дворов эволюционировала вместе с городом. Легендарные дворы-колодцы появились в Петербурге во второй половине XIX века вместе с массовым строительством многоэтажных доходных домов. Дворы были загружены дровяными сараями, которые с лета забивали дровами на всю зиму, ледниками для хранения льда, в них вырывали выгребные ямы, куда стекали все отходы дома. Аура была соответствующей, поэтому летом все, кто мог, переселялись из Петербурга на дачи, а зимой дворовые квартиры даже в самых элитных домах предлагались для найма в низшей ценовой категории. В каждом доме были дворники, число которых зависело от размера самого дома и, соответственно, объема необходимых в нем работ. Они почти все время держали ворота под надзором, а на ночь их запирали. В общем, дворы того времени никак не относились к открытому городскому пространству, за исключением разве что визитов старьевщиков, уличных торговцев и т.п., которые заходили туда, выкрикивая свои коммерческие предложения. Относились к ним примерно так же, как к нынешним распространителям в метро, потому что на входах во многие дворы вешали таблички вроде: «Татарам (традиционные торговцы мелким ширпотребом. – А.М.) и тряпичникам вход запрещен».
Революция поменяла состав жителей домов, резко увеличив за счет уплотнения число их обитателей. Стесненные в свои коммуналках, они начали осваивать дворы, превращавшиеся в общественное пространство дома. Как пишет в своем исследовании в журнале «Антропологический форум» Александра Пиир, двор был «наименее регламентированным пространством». Если советское законодательство карало за хулиганство и сквернословие на улицах, то на дворы эти правила распространялись постольку-поскольку. Здесь можно было делать то, что не позволялось или было невозможным в доме. Мужчины забивали козла, употребляли алкоголь и матерились. Женщины сушили белье и общались с товарками. Дети играли, дворовые хулиганы хулиганили. Во многих дворах держали домашний скот – особенную любовь к нему питали горожане, недавно переселившиеся из деревень.
Двор ментально разделялся на открытое светлое пространство, принадлежавшее детям и женщинам, и закрытое, состоявшее из лабиринта дровяных сараев и прочих хозпостроек, которое осваивалось мужчинами и хулиганами.
Идиллия кончилась после войны. Во-первых, в ходе восстановления Ленинграда, помимо прочего, стали благоустраивать дворы, очищая их от чуждого культурному советскому быту хлама. Борьба с сараями и тем недостойным поведением, которое за ними скрывалось, стала программной установкой. Во-вторых, начался перевод домов на газ и центральное отопление, так что дровяные сараи утратили и формальное право на жизнь. Горожане, конечно, не хотели с ними расставаться, найдя применение сараям в качестве кладовок, но власти были непреклонны. Впрочем, процесс занял не одно десятилетие – печное отопление существовало в Ленинграде до конца 60-х годов. Освободившееся пространство благоустраивали, ставили детские и спортивные площадки.
Следующей переломной датой можно считать 1956 год, когда управление ЖКХ перешло от домоуправлений к жилищным конторам. Если домоуправления существовали в каждом доме, то жилконторы – будущие современные жилкомсервисы. Сохранявшаяся с дореволюционных времен схема, когда у каждого дома было свое хозяйство и свой дворник, исчезла. Некому стало запирать ворота во дворах (запирание ворот постоянно и калиток на ночь официально вменялось в обязанность дворникам вплоть до середины 1950-х годов). Дворы утратили свой статус пространства, принадлежащего только жителям конкретного дома, лишились своей защищенности и закрытости.
Дворы перестали быть «своими»: они стали более благоустроенными, но потеряли не только закрытость, но и все элементы домашней атмосферы – лавочки, столы, укромные уголки, образованные хозпостройками. С упразднением домоуправлений, которые выполняли не только хозяйственные, но и воспитательные функции (например, при них могли существовать товарищеские суды), исчезли центры притяжения для жителей, жители одного дома перестали быть единым социумом.
Дворы превратились в то, чем являются сейчас: безжизненным, но интригующим пространством, по которому осколками – каретными сараями, остатками выгребных ям, узкими световыми колодцами и неожиданными окнами – разбросано прошлое этого города. Часто несистемная и неожиданная планировка внутриквартального пространства таит в себе ту романтику, которой лишены линейные петербургские улицы.
Антон Мухин